Предложения со словом «хабара»

У каждого бойца в памяти импланта хранились подробные карты секторов, в которых следовало оставить хабар, и на каждой карте были сделаны чёткие пометки с описаниями тайников.

Степные разбойники гонялись за отбившимися лошадьми и собирали хабар.

Я в первую очередь хотел провести разведку города, а уж потом искать хабар.

Половину хабара, какой у тебя в этот месяц случится, отдашь мне за науку.

– Заглянуть не мешает, – пожал плечами тот. – Заодно хабар спрячем.

Торгаш из меня плохой, разве только за хабар могу поспорить, и развитие промышленности меня не привлекает.

– Так мы и не собираемся лезть с ними в драку. Лишь взять мешок хабару.

Последовали энергичные кивки, вперемешку с заверениями, что вот как только, как сразу хороший хабар, так первым делом сюда, отдавать недостачу.

Сталкеры убивали, забирали хабар, прятали в схроны, некоторые ходили по двое, а то и по трое, больше вооружённых рук – больше шансов выжить.

— Расскажи, вор, нам, миру, — рубит солдат, — сколько ляпинскому управляющему хабары дал, когда аренду перебил у нас? Поведай, по чьей милости Шишлина семья по миру пошла, Легостевы с голоду издыхают, Лаптев Григорий ума решился? Эй, старое базло, много ли аренды берёшь за тайный шинок на мельнице на твоей? Выходи, что ли, против правды бороться, что трусишь, прячешься, кощей проклятый! Ну, поспорим, давай, ворище, вылезай!

— Слыхал и я, да дело в том, что я в эту школу не гожусь, — сказал Хабар. — Надеюсь на свой глаз и руку, а более всего на правый суд господа. В своей же чести и бесчестье дольщиков не прошу и не принимаю, за свою голову никому не кланяюсь.

Ему нужны были бунты, ибо усмирением их он надеялся и милость князя себе снискать, и собрать хабару [Хабара́ — барыши, взятка.] с бунтующих.

«Чиновники» того самого суда, где служил отец, несомненно, брали направо и налево, и притом не только благодарности, но и заведомые «хабары».

— Ну да, бреши больше! Просто выпить хочется, хабару взять… Так и говорил бы.

— Хабар иок — «нет нового», — отвечал старик, глядя не в лицо, а на грудь Хаджи-Мурата своими красными безжизненными глазами. — Я на пчельнике живу, нынче только пришел сына проведать. Он знает.

Когда я вместе с Хабаром Симским разбил чуваш и черемис на Свияге, когда с князьями Одоевским и Мстиславским прогнал от Оки крымского царевича и татарский набег от Москвы отвратил!

Несколько домочадцев, составлявших двор деспота, бросилось было, чтобы схватить Хабара, но отступили, испуганные ли его грозным, неподвижным положением или криками русских, что они бревна целого не оставят в доме, если только дотронется кто до их товарища.

И пришел он, и подал Хабару сто рублей.

— Здесь, — сказал Хабар и только что хотел в калитку, как почувствовал, что кто-то крепко обхватил его ноги.

Доверенность Хабара к лекарю Антону была так велика, что он просил его полечить от раны, сделанной живым оружием.

Иван Васильевич стоял в деревне Кольцове, откуда мог видеть Тверь как на ладони. Явился к нему Хабар-Симской за повелением. Он знал, что Михайло Борисович, дрожа за свою безопасность, а более — молодой супруги своей, внучки короля польского Казимира, собирается в следующую ночь бежать из городка. Хабар брался захватить их и в этом деле отдавал голову свою порукой.

— Спасибо! — воскликнул Хабар. — Выручил! Никогда еще так ладно и складно не говорил. Поцелуемся за то и выпьем во славу и красование нашей землицы… Прибавь еще: матушка наша Русь святая растет не по годам, а по часам, а Византия малилась да малилась до того, что уложилась вся в господине великом, деспоте аморейском, Андрее Фомиче.

— Что же мы? — сказал Хабар, — пили за здоровье великого князя, великой княгини и благородного хозяина, а не честили благородного братца его, Мануила Фомича, что стережет для него Константинов град на заветных камешках?

На Константино-Еленовской улице не было уже Хабара… Неужли?..

— Будешь иметь нужду в выручке, — прибавил он, — кликни только Хабара.

— Сто рублев счетом, — сказал он твердым голосом и пал униженно пред своим врагом — раз, другой. Тут он коварно, адски усмехнулся, пал в третий раз. — То было княжее, а это мое, — сказал он, приложился к ноге Хабара и оставил на ней кровавый, глубокий оттиск зубами. — Вот это мое пятно, — повторил он и адски захохотал. Недаром звали его Мамоном. Вскрикнул Хабар — так сильно был он поранен, и первым движением его было вырвать клок из бороды противника. Их тотчас розняли.

— Кабы у меня было поболее таких слуг, — сказал Михайло Борисович, обнимая Хабара на прощание, — Тверь была бы крепка за мною.

К стороне княгини подъехал Антон. Таким образом, драгоценный залог был под мечами двух сильных молодцов, которые, в случае нужды, могли поспорить о нем, один с двоими. Дворчан великого князя окружила дружина Хабара. Холмский, ничего не подозревая, ехал в нескольких саженях позади. Он беспокоился более мыслью о погоне из города и нередко останавливался, чтобы прислушаться, не скачут ли за ними.

Андрюша и двое ратников, которым он был поручен, отряжены к Хабару с донесением об удаче; остальные присоединились к сотням, расставленным в лесу так, что по первому условному знаку могли собраться, куда этот знак призывал их.

— Ты берешь у меня обоих детей моих, — сказал розмысл Хабару, принеся позволение великого князя «молодым ребятам поохотиться», — смотри береги их, как родных братьев.

Против закона, уложенного самим великим князем с сыном и боярами, нельзя было идти; только приказано полю быть не прежде, как полки воротятся из Твери. Для дела ратного еще нужен был такой молодец, как Хабар.

Когда Хабар отворил железную дверь, чтобы впустить через нее князя на свою половину, он ласково поклонился иноземцу и сказал ему от души спасибо.

С паперти все сошли на поле. Отмерили роковой круг, может быть смертный для одного из противников. Польщики стали на нем. Поручникам и стряпчим указано, где им стоять за бойцами. Тут стряпчий Хабара доложил окольничему и дьяку, что бой, вопреки закону, неравен и потому не может начаться. Потребовали объяснений. Оказалось, что у Мамона колонтари были длиннее Хабаровых и, следственно, защищали его более от ударов.

Так поменялись молодцы посылками на русский лад. Бочки меду, добытые в окружных погребах боярских, красовались в стане и глядели очень умильно на Хабара; речи товарищей разжигали в нем прежнюю удаль. Но он помнил свой обет отцу, свои обязанности, как воин отрядный, и отблагодарил друзей только одною красаулей.

У Хабара во всех заимках были приятели. Много чудного порассказал он им о Твери.

— Спаси… меня ловят недельщики… меня хотят заковать в железа. Друже мой, ты ли это или Иван Хабар?

Не брата ждала она: о Хабаре пришло отцу известие, что по воле Ивана Васильевича он оставлен на время в Твери при Иоанне-младом.

— Из твоих вестей, Варфоломей Васильевич, — примолвил Хабар, — не много добра выжнешь, словно на поле, где колос от колосу не услышишь и голосу. Не взыщи.

У ворот перенял кто-то Хабара. Это была гречанка. Она пришла не пенять ему (смело ли это ее сердце?), но проститься с ним, может быть, надолго… может быть, чтобы никогда не увидеться. Как-то передадут это происшествие Ивану Васильевичу; каков час найдет на грозного властителя!

Нет, этой улыбки Хабар не отдал бы за богатые дары; за нее готов он был просидеть целый месяц в черной избе.

— Полонил я только одну красавицу, разумную думушку, — отвечал Хабар, — она шепнула мне полюбовное слово и вам велела молвить: родные-то мы, братцы, по святой по Руси, родные скоро будем и по батюшке Ивану Васильевичу. Приду я к вам, мои кровные, припаду к вашим ногам, примите меня, друженьки, во свою семью. Вам раскрою белу грудь мою: выроньте в нее семя малое, слово ласково разрастется широким деревцом. Снимите вы голову, не плачьте по волосам; помилуете — буду ввек вам рабыней-сестрой.

Попал ты, Хабар, в воеводы, не в уроды.

Воевода ушел на свою половину (которую будем отныне звать хозяйскою) и отдал сыну приказ уложить дьяка и выпроводить с честью домой, когда он протрезвится. Таков был закон гостеприимства, хотя бы гость для хозяина хуже татарина. Но разгульная голова — Хабар — рассудил иначе.

Когда они указаны были, Мамону и Хабару, а за ними поручникам и стряпчим велено приложиться ко кресту, вделанному в церковную дверь.

На этот голос дворчане вынули свои оружия и стали было выпутываться из сетей, которыми их окружили. Хабар свистнул, и лес родил сотню молодцов.

— Что ж третий, ускользнул? — спросил Хабар.

Иван, — прибавил он, — вели, чтобы отныне звали его во всяком деле Хабаром. Хабарно [Выгодно.] русскому царю иметь такого молодца. Недаром жалуешь его. А как попался на пир лекарь Антон? — спросил великий князь своего сына, когда Мамон удалился.

Пригнатый почти к заветной черте, где полшага назад ждет гибель его и позор всего рода Симских, Хабар ищет средств выиграть хоть один шаг вперед.

— Хочу ли я жить? — кричит он Хабару, — хочу, буду жить на пагубу твою, твоего рода. Ошибся, приятель!.. Убил бы, концы в воду.

Пока отец с сыном переговаривались, сказочника, Анастасии и крестника ее не стало в оружейной. Боярин, переодевшись в лучшую одежду, нежели в какой был, возвратился в оружейную, чтобы принять дьяка. Этот не заставил себя долго ждать. Сначала показалась исполинская борода, а потом маленький человечек, провожаемый Хабаром, который ухаживал за ним с ужимками.

— Осторожней, — сказал Хабар едва слышным голосом, взяв его за руку, чтобы провести через ущелье между домами, — осторожней, господине лекарь, здесь слово может накликать беду.

Свадьбе положено быть не прежде, как суд божий решит участь Хабара на поле.

— Не ты ль говаривал, что он боится и тени своей? — возразил Хабар.

С первою вестью, что его зовут на суд божий, Хабар прискакал из Твери, загнав под собою нескольких лошадей.

Мало того, что Хабар успел переговорить с тверчанами, которые были преданы Иоанну и куплены им заранее в собственных домах их; мало, что выведал все слабые стороны неприятельской засады: он переплыл Волгу и установил сообщение с войском, которое шло из Новгорода, под начальством тамошнего наместника.

Он прозван от народа Хабаром, что значит выигрыш, прибыль.

Прискакал князь Холмский; умоляли он, сноха его — дочь великого князя, Иоанн-младой листом, который прислан с Хабаром, Елена, митрополит; многие из них падали грозному властителю в ноги — ничто не помогло.

Ты, Хабар, воевода Ивана Васильевича, на коне боевом, а наш, протянувшись под лавкой, столом.

Можно судить, что он чувствовал, видя, как обстоятельства ежедневно более и более спрягали с ним судьбу Хабара.