Предложения со словом «яян»

Светлое мужское начало ян видится активным, животворным, освещающим путь.

Как мужчина может обладать силой инь, так и женщина может обладать силой ян.

Центр является началом всего живого, поэтому в этой точке инь и ян могут существовать в равновесии.

Беловатый цвет конъюнктивы свидетельствует об анемии, вызванной избыточным потреблением продуктов инь или продуктами ян, включая соль и жареные и печёные продукты из муки.

Таким образом, инь и ян стали не только точкой отсчёта для будущих обсуждений, но и источником ложных представлений.

Светлое ян и тёмное инь порождают движение и покой, тепло и холод, свет и тьму, добро и зло.

На какое-то мгновение в человеке может преобладать ян, и все его поступки, мысли, действия и окружающие его вещи также несут в себе это начало.

Важно, что система не может состоять только из двух ян— или из двух инь-частей.

Китайские мудрецы считали, что в итоге взаимопроникновения инь и ян возникают психологические категории, также соотносимые с природными явлениями.

— Извольте, я могу подождать. Ян! подай пальто господину Шульцу, — крикнул громко Истомин и снова повалился на диван и уткнулся лицом в подушку.

Ян Курцевич был его родственник, военный, служивший на Кавказе.

Следующей (ниже по течению) будет река Улиха с притоком Янго и с перевалом к морю. С левой стороны в Един впадают: Тали и Бя с притоком Чокчи и с перевалом на реку Ян (приток Хора), затем река Цзагдасу с притоком Хоймо, потом Оло и Югихе (с притоками Дюго-Югихе 1-я и Дюго-Югихе 2-я) и, наконец, Есын-гу и Ада с притоком Кю.

— Хорошо, хорошо! — сказал Ян. — Только договаривай о молодом господине, а то разом залетишь за какой-нибудь вороной под небеса.

— Мы угостим его по-своему! — продолжал бас. — Пойдемте отсюда, братцы. Ян! как съедут со двора, ворота запереть и спустить собак.

Начальство, кажется, любит его, но при каждом проезде не преминет собственноручно прибить, о чем Кирила потом рассказывает со всеми признаками хвастливого удовольствия: «От ян мини врядник в пыку запалил!

Тут я записал девять стариков в возрасте от 65 до 85 лет. Один из них, Ян Рыцеборский, 75 лет, с физиономией солдата времен очаковских, до такой степени стар, что, вероятно, уже не помнит, виноват он или нет, и как-то странно было слышать, что всё это бессрочные каторжники, злодеи, которых барон А. Н. Корф, только во внимание к их преклонным летам, приказал перевести в поселенцы.

Ян, как брат наш, без талана
Стал спесив, как богдыхан;
Если верить басням Яна,
То с умом и с де́ньгой Ян!
Но поверь его заране,
Взвесь и мозг в нем и жупан,
То в болване и кармане
Ты найдешь пустой обман.

Тогда между присутствующими поднялся настоящий вой. Рукоплескали, стучали ногами, обнимали друг друга, поздравляли с»обновлением», кричали, что Россия не погибнет, а кто-то даже запел:»Коль славен»… Один Ноздрев был как будто смущен: очевидно, он не ожидал, что явится новый Ян Усмович, который переймет у него славу…

С большим искусством, хотя и не с большей удачей, действовал довудца оршанской шайки Будзилович или, как он звал себя, Ян Пихевич. У самой витебской границе шайку его догнал исправник и заставил положить оружие. Трудно ему было бороться с таким энергичным и вездесущим исправником, каков был подполковник Савицкий.

В протестантской Германии образовалась тогда католическая партия, Шлегель и Лео меняли веру, старый Ян и другие бредили о каком-то народном и демократическом католицизме. Люди спасались от настоящего в средние века, в мистицизм, — читали Эккартсгаузена, занимались магнетизмом и чудесами князя Гогенлоэ; Гюго, враг католицизма, столько же помогал его восстановлению, как тогдашний Ламенне, ужасавшийся бездушному индифферентизму своего века.

Сидели посредине комнаты, обставленной тяжелой жесткой мебелью под красное дерево, на книжном шкафе, возвышаясь, почти достигая потолка, торчала гипсовая голова ‹Мицкевича›, над широким ковровым диваном — гравюра: Ян Собесский под Веной.

— Ян Собесский.

«Что тебе надо от меня, несчастная блуждающая душа?» — спросил Ян.

Сам Ян успевал всякий раз спастись, порой не без вмешательства таинственных сил.

— Добрый молодой господин, — продолжал парень, — обо мне не забыл… И по дороге к Липецку, и как отъезжать изволил, наказывал мне строго-настрого: не забудь, Якубек, смотри, скажи-де матушке, я обещал женить вас… Матушка и добрый наш Ян, верно, не откажут мне…

— Что ж не посветишь ему, Ян? — сказала старушка.

Тут Ян не выдержал и с сердцем дернул рассказчика за рукав, так что тот закусил себе язык. Между тем баронесса держала кошелек и, смотря на него, плакала. Какую ужасную повесть прочли бы в этих слезах, если бы перевесть их на язык! Потом, как бы одумавшись, отерла слезы и начала расспрашивать Якубка, как доехал до Липецка сын ее (о нем-то были все заботы), что там делал, как, с кем отправился в путь.

Ян наскоро натянул сапоги, накинул черкеску, взял пистолеты и, позвав слугу, тоже бывшего кавказца, пошел вслед за фигурой.

— Ты забыл, — перебил, смеясь, Ян, — ведь переводчику надо разуметь и по-таковски, по-каковски говорит тот, для кого переводишь… Понимаешь?

Денщик струсил и остался у ограды, Ян пошел.

— Приказал сказать, что он здесь, — отвечал Ян.

В один день — это было то самое число, тот самый час, когда случилось роковое приключение в Риме (мщение рассчитано), Ян с бледным лицом вошел к своему господину. Ян ничего не говорил, но этот понял его.

Мы узнали, что Антон — сын баронессы Эренштейн. Скажем еще более: отец его жив, богат, знатен, занимает важную должность при императоре Фридерике III; но в замке богемском знают эту тайну баронесса да старый Ян, никто более. Прочие жители башни, сам Антон почитают его умершим. Но для чего это? Зачем, в каком звании ехал молодой Эренштейн на Русь?

Будзилович, дамский поклонник, всякому прозвищу предпочел незатейливое имя Ян Пихевич. Полезнее всех возможных военных академий находил он для военного дела учреждение образцового пехотного полка, и с этой точки зрения смотрел на формирование своей шайки. Любил он также музыку и сам хорошо трубил пехотные сигналы.

Меблировка этой комнаты состояла из небольшого круглого столика, кровати с дешевыми ситцевыми занавесами, какого-то исторического комода, на котором было выцарапано: Beuharnais, Oginsky, Podwysocky, Ian nalit wody w zban, [Богарне, Огиньский, Подвысоцкий, Ян налил воды в жбан (польск.).] и многое множество других исторических и неисторических имен, более или менее удачно и тщательно произведенных гвоздем и рукою скучавшего и, вероятно, нищенствовавшего жильца.

Joannes BoHandus, Godefridus Henschenius, Societatis Jesu theologi. [Ян Болланд, Готфрид Хеншен, Теологическое Общество Иезуитов (лат.).]

— Лачи грай, ян таранчинас, шпал, ды герой лачи! (Добрый конь, давайте, братцы, торговать, смотри: ноги хороши больно!)

Благодарная детская память сохранила и перенесла это первое впечатление через много лет, когда Устенька уже понимала, как много и красноречиво говорят вот эти гравюры картин Яна Матейки [Ян Матейко (1838–1893) — выдающийся польский живописец.] и Семирадского [Семирадский Генрих Ипполитович (1843–1902) — русский живописец.], копии с знаменитых статуй, а особенно та этажерка с нотами, где лежали рыдающие вальсы Шопена, старинные польские «мазуры» и еще много-много других хороших вещей, о существовании которых в Заполье даже и не подозревали.