Предложения со словом «дитя»

Он был женат и имел двоих детей, но жена поддерживала его желание создать собственный бизнес.

Их отношения испортились, напряжение усиливалось, и совместные поездки и воспитание детей уже не помогали забыть о проблемах, возникших в семье.

Хотела ещё иметь детей, но после родов было приращение плаценты, эндометрит, затем бесплодие.

Ещё бы – в свои тридцать три года она уже третий раз была замужем и растила троих детей.

Можно сказать, вымрет, как поселение, в котором каждая семья рожает меньше двух детей.

Мы должны помочь детям вырасти добрыми и ответственными людьми, если хотим, чтобы они были счастливы и успешны.

Поэтому даже самые учёные педагоги хотя и хорошо знают, что от чего происходит, но в воспитании собственных детей стараются больше полагаться на здравый смысл и житейскую мудрость.

– Совершенно не понимаю, каким образом двое детей могли оказаться втянутыми в это дело.

Не так давно от женщин, прежде всего, ожидалось, что они завершат образование, чаще всего среднее, выйдут замуж и станут рожать детей.

Источник: Гай Юлий Цезарь (слова, приписанные Цезарю Шекспиром; Светоний («Божественный Юлий», 82.2) сообщает, что Цезарь произнес по-гречески: — «И ты, дитя мое!»)

Доктор: Ещё один сигнал— Алло? Кто это? Вы меня слышите? (в надежде) … Роза?Даврос: Твой голос изменился, а вот… его самонадеянность — нет.Сара Джейн: (услышав) Нет… Он же мёртв!…Даврос: (появляясь на экране) Добро пожаловать в мою новую Империю, Доктор. Это справедливо — то что именно тебе предстоит стать свидетелем воскрешения — и триумфа — Давроса, Повелителя и Творца расы далеков.(Доктор в шоке.)Донна: Доктор…?Даврос: Тебе, что, нечего сказать?Донна: Доктор, всё в порядке. Мы в ТАРДИСе. Мы в безопасности.Доктор: (Давросу) … Но ты же был уничтожен. В самый первый год Временной войны, у Врат Элизиума. Я видел как твой командный корабль влетел в пасть Дитя Кошмара. Я пытался тебя спасти.Даврос: Но для этого понадобился кое-кто сильнее тебя. Сам Далек Каан.Далек Каан: (сумасшедший смех) Я залетееееел в дикий огонь! Я танцевал в пламени и умирал тыыыыыыыыысячи раааааз!…Даврос: Экстренный Временной Сдвиг перенёс его в саму Временную войну.Доктор: Но это невозможно — вся война заблокирована во времени!Даврос: И всё же ему это удалось. О, это стоило ему его рассудка, но только представь — у единственного, простого далека получилось то что не удалось ни императорам ни Повелителям времени! Живой пример великолепия моих созданий, не думаешь?Доктор: А теперь ты создал новую расу далеков.Даврос: Я им отдал себя… довольно буквально. Каждый был выращен из клетки моего тела. (открывает свою грудь, через которую видны рёбра и органы) Новые далеки. Истинные далеки. У меня есть мои дети, Доктор. А что есть у тебя… теперь?Доктор: После всего прошедшего времени… после всего что мы видели, после всего что мы потеряли… я тебе хочу сказать лишь одну вещь… пока!

Человек — дитя своего времени. Если он плох, в этом виновны его современники.

Непослушное дитя биосферы

Теперь ты такое же дитя Земли как и Криптона, ты можешь взять лучшее из обоих миров. Исполнить мечту которой мы посвятили свои жизни. Земляне отличаются от нас, но это даже хорошо. Они не совершат те же ошибки что и мы. Если ты дашь им надежду. Вот что означает этот символ. Символ рода Эл означает надежду. В основе надежды лежит вера в потенциал каждого человека в то что его задача творить добро.

Русский аналог: У семи нянек — дитя без глазу.

Я вбил себе в голову, что должен уехать в Токио. Я не был ни в чём уверен, я просто чувствовал, что должен это сделать. Всё-таки, я был только дитя своей страны. Мой отец сказал мне, если таков мой выбор, я могу ехать, но… уже не возвращаться. О возвращении не могло быть и речи. Сейчас я оглядываюсь назад и понимаю, что это помогло сформировать мой характер. Вы делаете выбор, вы совершаете задуманное и вкладываете в это 100 % ваших усилий. Это помогло мне стать лучшим в боевых искусствах, более сильным человеком.

Мать дитя любит, а волк овцу любит. (Любит, как волк овцу.)

Но ведь я дитя природы! Хоть дурное, но дитя.

Матильда, ты меня слышишь? Дитя моё… Займись этим зверем, только будь осторожна — собака не стерильна.

Ксению Яковлевну, оставшуюся на ее попечении после смерти малолетним ребенком, Антиповна любила чисто материнской любовью. Ей не привел Господь направить нежность материнского сердца на собственных детей. Двое было их, мальчик и девочка, да обоих Бог прибрал в младенчестве, а там и муж был убит в стычке с кочевниками. Одна-одинешенька оставалась Антиповна и все свое любящее сердце отдала своей питомице. Ксения Яковлевна на ее глазах росла, выросла, но для нее оставалась той же Ксюшенькой.

Ребенка Катерины Львовны отдали на воспитание старушке, сестре Бориса Тимофеича, так как, считаясь законным сыном убитого мужа преступницы, младенец оставался единственным наследником всего теперь Измайловского состояния. Катерина Львовна была этим очень довольна и отдала дитя весьма равнодушно. Любовь ее к отцу, как любовь многих слишком страстных женщин, не переходила никакою своею частию на ребенка.

Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная, боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.

Они не смогли додуматься, что именно это «убожество» красавицы княжны заставляло ее быть на самом деле чрезвычайно разборчивой. Убожество это произошло с княжной в младенчестве, когда она была окружена множеством нянек и мамок, одна из которых, заговорившись с другой, уронила ребенка, всецело оправдав пословицу, что «у семи нянек дитя без глазу», что и причиняло молодой девушке много нравственных страданий.

В детях любят они свои взаимные чувства, плодом которых и является дитя.

В ласках жены моей, в лепете и играх старших детей, в улыбке меньшого я забылся и стал не так тревожно помышлять о последствиях киноваровского дела.

Как дитя благовоспитанное и благородное, Володя, несмотря на увлечение, которому поддался наравне с прочими, не мог, однако ж, не вспоминать родительских наставлений, тем более что родители обращались с ним не столько как с рабом, сколько как с милым ребенком, имеющим чувствительное сердце.

И я оную мысль воспитал и взлелеял… вот как детей воспитывают: все одно думаю, все одно думаю.

Эта крестьянка была Наталья Андреевна Волынская, это дитя был ее сын, старик — слуга ее и пестун малютки.

Продолжаю: вся вина моя, следственно, состояла в том, что я слишком убивался о судьбе и счастье этого дитяти; ибо она еще дитя перед вами.

Любить себя естественно каждому, и каждый себя любит без поощрения к этому; любить свое племя, поддерживающее и защищающее меня, любить жену — радость и помощь жизни, своих детей — утеху и надежду жизни, и своих родителей, давших жизнь и воспитание, естественно; и любовь эта, хоть далеко не столь сильная, как любовь к себе, встречается довольно часто.

Луша, как многие другие заброшенные дети, росла и развивалась наперекор всяким невзгодам своего детского существования и к десяти годам совсем выровнялась, превратившись в красивого и цветущего ребенка.

Конечно, есть родители, которые всех самих себя кладут в воспитание детей, в их будущее счастье, — те родители, разумеется, заслуживают благодарности от своих детей; но моей матери никак нельзя приписать этого: в детстве меня гораздо больше любил отец, потом меня веселил и наряжал совершенно посторонний человек, и, наконец, воспитало и поучало благотворительное заведение.

У них было трое детей, два года перед тем умер девятилетний мальчик, необыкновенно даровитый; через несколько месяцев умер другой ребенок от скарлатины; мать бросилась в деревню спасать последнее дитя переменой воздуха и через несколько дней воротилась; с ней в карете был гробик.

«Подал бы я, — думалось мне, — доверчиво мудрецу руку, как дитя взрослому, стал бы внимательно слушать, и, если понял бы настолько, насколько ребенок понимает толкования дядьки, я был бы богат и этим скудным разумением». Но и эта мечта улеглась в воображении вслед за многим другим. Дни мелькали, жизнь грозила пустотой, сумерками, вечными буднями: дни, хотя порознь разнообразные, сливались в одну утомительно-однообразную массу годов.

Долинский всей душой сочувствовал Доре, но вследствие ее молодости и детского ее положения при нежной, страстно ее любящей сестре, он привык смотреть на нее только как на богато одаренное дитя, у которого все еще… не устоялось и бродит.

Предмет, в который погрузилась вполне Наташа — была семья, т. е. муж, которого надо было держать так, чтоб он нераздельно принадлежал ей, дому, — и дети, которых надо было носить, рожать, кормить и воспитывать.

Сверх того, заботы большого семейства беспрестанно мучали ее: то кормление грудного ребенка не шло, то нянька ушла, то, как теперь, заболел один из детей.

С веселыми детишками поиграй, но есть дети печальные, у которых личико мало и бледно, а глаза огромны и темны; которые не смеются и не играют, не знают забав, свойственных их возрасту; которые печалью своей устрашают даже Бога; и тем детям отдай твою любовь и милость ангельскую.

Клим очень хорошо чувствовал, что дед всячески старается унизить его, тогда как все другие взрослые заботливо возвышают. Настоящий Старик утверждал, что Клим просто слабенький, вялый мальчик и что ничего необыкновенного в нем нет. Он играл плохими игрушками только потому, что хорошие у него отнимали бойкие дети, он дружился с внуком няньки, потому что Иван Дронов глупее детей Варавки, а Клим, избалованный всеми, самолюбив, требует особого внимания к себе и находит его только у Ивана.

Искренно привязавшаяся к своему мужу, который платил ей нежным уважением, она неохотно покидала детскую, где у ней подрастали так называемые «красные» дети — мальчик и девочка, и лишь по обязанности поддерживала светские знакомства и отношения.

Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать.

Детское это было что-то такое, точно или меня привечали, как дитя, или это было от детей: «Милому Ване от Лины и Авроры».

Она привязана была ко мне всей душой, полюбила меня, как родное дитя свое, и я, еще с неостывшими слезами от разлуки с Катей, еще с болевшим сердцем, жадно бросилась в материнские объятия моей благодетельницы.

Наивность шестнадцатилетнего юноши, приятная для родителей, подчас до седых волос считающих своих детей малыми ребятами, едва ли может признаваться, особенно в мальчике, идеалом воспитания.

В груди у Никитича билось нежное и чадолюбивое сердце, да и других детей, кроме Оленки, у него не было. Он пестовал свою девочку, как самая заботливая нянька.

Жадов. Ведь молодую, хорошенькую жену надо любить, надо ее лелеять… (Кричит.) да, да, да! надо ее наряжать… (Успокоившись.) Ну, что ж, ничего… ничего… Это легко сделать! (С отчаянием.) Прощайте, юношеские мечты мои! Прощайте, великие уроки! Прощай, моя честная будущность! Ведь буду и я старик, будут у меня и седые волосы, будут и дети…

Взгляните на ребенка: одни дети умеют смеяться в совершенстве хорошо — оттого-то они и обольстительны.

Она искренно сочувствовала бедным людям, непритворно плакала над брошенным на произвол судьбы ребенком, охотно протягивала руку помощи неимущим и сиротам, а между тем совершенно не любила своих собственных детей, бывших подруг маленькой Коры Белавиной.

Отец и мать баловали ее, единственное свое дитя, как ненаглядное сокровище.

Женщины того мира казались ему особой породой. Как пар и машины заменили живую силу рук, так там целая механика жизни и страстей заменила природную жизнь и страсти. Этот мир — без привязанностей, без детей, без колыбелей, без братьев и сестер, без мужей и без жен, а только с мужчинами и женщинами.

Она думала о муже, о детях, о своей матери, которая любила ее мужа, как сына.

В нем, кажется мне, как бы бессознательно, и так рано, выразилось то робкое отчаяние, с которым столь многие теперь в нашем бедном обществе, убоясь цинизма и разврата его и ошибочно приписывая все зло европейскому просвещению, бросаются, как говорят они, к «родной почве», так сказать, в материнские объятия родной земли, как дети, напуганные призраками, и у иссохшей груди расслабленной матери жаждут хотя бы только спокойно заснуть и даже всю жизнь проспать, лишь бы не видеть их пугающих ужасов.

Была ль у тебя мать родная, и она ль тебя дитятей лелеяла, или, как я, одинокая, ты на жизнь оглянулась?

После моего выздоровления я начинаю помнить себя уже дитятей, не крепким и резвым, каким я сделался впоследствии, но тихим, кротким, необыкновенно жалостливым, большим трусом и в то же время беспрестанно, хотя медленно, уже читающим детскую книжку с картинками под названием «Зеркало добродетели».

Наконец, через Надежду Николаевну Шереметеву, почтенную и благодетельную старушку, которая впоследствии любила Гоголя, как сына, поместил он сестру свою Лизу к г-же Раевской, женщине благочестивой, богатой, не имеющей своих детей, у которой жили и воспитывались какие-то родственницы.

По странному капризу, она дала при рождении детям почти однозвучные имена. Первого, увидевшего свет, назвала Михаилом, второго — Мисаилом. А в уменьшительном кликала их: Мишанка и Мисанка. Старалась любить обоих сыновей одинаково, но, помимо ее воли, безотчетный материнский инстинкт все-таки более влек ее к Мишанке, нежели к Мисанке.

— И неужели возможны такие повторения во вселенной, неужели таков природный закон?.. И если это там земля, то неужели она такая же земля, как и наша… совершенно такая же, несчастная, бедная, но дорогая и вечно любимая, и такую же мучительную любовь рождающая к себе в самых неблагодарных даже детях своих, как и наша?.. — вскрикивал я, сотрясаясь от неудержимой, восторженной любви к той родной прежней земле, которую я покинул. Образ бедной девочки, которую я обидел, промелькнул передо мною.

Добрая Ольга Николаевна приютила свою дальнюю родственницу с сыном, и Вася, превратившийся с летами в Василия Васильевича, вырос вместе с Петей и Машей, детьми Хвостовой, с которыми его соединяли узы искренней дружбы детства, а относительно Марьи Валериановны это чувство вскоре со стороны молодого человека превратилось в чувство немого обожания и любви, увы, неразделенной.

Ребенок может не сознавать своей всемирности, как не сознают этого многие взрослые дети — Петры и Иваны.

Несчастливцев. А что ж в актрисы-то, дитя мое? С твоим-то чувством…

— К чему молодых людей, детей, птенцов, изнурять ученьем? к чему время, данное им благодетельною природою для узнания жизни и чтобы воспользоваться всеми наслаждениями ее, обращать в скуку, в стеснение, в досаду?

Арина Васильевна, любившая единственного сынка без памяти, но привыкшая думать, что он всё еще малое дитя, и предубежденная, что это дитя полюбило опасную игрушку, встретила признание сына в сильном чувстве такими словами, какими встречают желание ребенка, просящего дать ему в руки раскаленное железо; когда же он, слыша такие речи, залился слезами, она утешала его, опять-таки, как ребенка, у которого отнимают любимую игрушку.

Дети, если это возможно, еще большие эгоисты, чем взрослые, и прощаясь с матерью, я, гордый предстоящей, как я думал, свободой, не понимал, с какою материнскою нежностью разлучаюсь.

Александра Ивановна. И она перестанет воспитывать детей, как надобно, а бросит их… Никогда!

Баронесса Зегевольд — от колыбели ненаглядное дитя фортуны [Фортуна — римская богиня счастья, случая и удачи.] — была избалована слепою любовью отца и матери.

Что касается Веры — та жадно хотела детей и даже, ей казалось, чем больше, тем лучше, но почему-то они у нее не рождались, и она болезненно и пылко обожала хорошеньких малокровных детей младшей сестры, всегда приличных и послушных, с бледными мучнистыми лицами и с завитыми льняными кукольными волосами.

Узнав от меня, что я сын родителей, с которыми они некогда жили в дружбе, что я тот самый хворенький Сережа, которого они оставили двухлетним умирающим дитятей, хозяева приняли меня, по-своему, с радушием и ласкою.

Она прижила с ним двух детей: сына Ивана, Федорова отца, и дочь Глафиру.

Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.